Гуляя по ГМИИ им. Пушкина, рассматривал ракурсы скульптур и обнаружил, что совершенно не нужен ракурс Микеланджело, конкретно вот эту скульптуру я долго созерцал: «Снятие с креста». Фронтально лучше всего. В ней уже есть динамика. В этой работе есть обратная перспектива. Микеланджело настоящий режиссер, он выстраивает драматургию рассматривания своей скульптуры. Как в театральной постановке, тут есть четвёртое измерение — время. Оно одновременно и конечно, и бесконечно. В этом парадоксе вообще мощь скульптуры как искусства, но у Микеля оно наиболее сильно. Он совершенно отчетливо понимает, как зритель будет рассматривать его скульптуру, и он осознанно ведет наш взгляд, он нам рассказывает, словно разворачивает киноленту или спектакль. Микель расставляет акценты. Торс - тяжелый, могучий - торс оратора с мехами легких. Руки-молоты, руки-рубанки настоящего трудяги, плотника, творителя. Христос словно вдруг нечеловечески устал от проделанного труда. И стоит неимоверных усилий его ученикам держать своего учителя, вернее, по логике, они его опускают с креста, но я все-таки ощущаю, что они его поднимают с громаднейшими усилиями. В этом мне видится метафора того пути, что проделало христианство. Но Христос у Микеля - земной, он глыба, он камень, его тянет к земле, к людям. Ноги его, как прутики, неспособные удержать эту глыбу. Они дистрофичны. Это тоже метафора: усталости, истерзанности хождения по миру. Возможно Микель отразил себя в Христе, свою усталость. Подозреваю, что это так. В необработанности до конца камня тоже метафора - земного, человеческого и призрачного - только Христос настоящий, остальные персонажи не определенны.